...

Вдоль театральной сцены на уровне груди натянута веревка. На веревке висят длинные – в пол – простыни. За ними стоят люди, их руки перекинуты через веревку и лежат на простынях.

Это я видел в любимовском «Докторе Живаго» и не забуду никогда. Потому что вдруг оказался не сидящим в зале Таганки, а висящим под потолком больничной палаты. Я увидел этих людей сверху.

Есть штамп «он перевернул мое представление о…». Так вот Любимов это сделал буквально. Перевернул мои представления о происходящем на сцене ровно на 90 градусов. С помощью веревки и тряпки. И в этот момент я понял, что такое театр – ведь в кино такого не повторишь, на язык других искусств не переведешь.

Потом во «Владимире Высоцком» я увидел, как друзья и коллеги Высоцкого превращаются в свечи над его погребальным саваном – одно за другим их лица освещал красный прожектор. Это уже был не чисто театральный образ, а поэтический, воплощенный средствами театра.

Из таких вещей и складывались спектакли Любимова, поэтому он гений и реформатор, а его Таганка – великое явление русской культуры. Разговоры, что вся уникальность театра заключалась в Высоцком и в скрытой антисоветчине ведут люди, которые на Таганке никогда не были. Или совершенно глухие к искусству.

Мне повезло, что не застав по возрасту времена расцвета театра, я видел это своими глазами. Про «высоцкую» Таганку мне рассказывал отец, а об этом я расскажу своей дочке, когда она вырастет.

Спасибо, Юрий Петрович!